Вопрос о наиболее естественном способе распространения продуктов интеллектуальной деятельности занимал меня еще с тех пор, когда в СССР начались первые продажи программного обеспечения, которые основывались на довольно специфическом отношении у нас к результатам интеллектуального труда. Появление и весьма широкое распространение «движения» свободного программного обеспечения еще более актуализировало данные размышления.
Неожиданный толчок появлению новых аспектов вопроса – продавать или распространять плоды интеллектуальной деятельности, под которой будем понимать исключительно результаты научной деятельности (НИР-НИОКР) или ее аналогов, в число которых можно включить и разработку программного обеспечения, – дало активное обсуждение того, кому же принадлежит первенство на разные изобретения (например, радио, – Попову или Маркони) и т.п. Оказалось, что русские ученые почему-то не стремились патентовать свои изобретения. Причина такой «странности» оставалась загадкой до того момента, пока мне не попалось утверждение, что такое поведение определялось позицией православной церкви, которая считала, что доступ к результатам интеллектуальной деятельности должен быть свободным, так как любые ограничения затрудняют развитие знаний и прогресс.
Итак, вопрос «этики труда» может лежать в плоскости религии. Специфическое отношение к умственному труду в нашей стране общеизвестно, и оно во многом противоположно, скажем, европейскому или американскому. Оказывается, что такое отличие основывается на различном отношении к труду вообще со стороны православия, католицизма и протестантизма.
Православие смотрит на труд человека с «высоты небес», в центре его внимания оказывается духовная жизнь личности. Применительно к нашей теме это означает, что важна именно внутренняя мотивация труда и внутреннее отношение ко всем внешним по отношению к душе (мирским) явлениям, включая земные блага, вознаграждение за труд. По этим духовным мотивам и устремлениям оценивается полезность труда и любых земных занятий в целом: если труд способствует совершенствованию души человека или людей – он полезен, иначе – вреден. Православие видит свой этический идеал «земного жителя» в монашестве – каждый мирянин должен быть «монахом в сердце своем». За этим идеалом вполне виден образ ученого – «ботаника», мало заботящегося о еде, одежде и развлечениях. Однако существенным является различие цели и результата монашеского труда и труда ученого. К сожалению, в отличие от монаха, «ботаник» вполне может придумать компьютерный вирус, а основной движущей силой нобелевского лауреата может стать лишь стремление доказать свой личный приоритет. А практические, «полезные» результаты на основе его открытия пусть разрабатывают американцы и японцы.
Простой физический труд в исторической традиции русского православия оказывается предпочтительнее интеллектуального. Кроме того, в русской духовной традиции смирение почиталось высшей добродетелью. Какое-либо возвеличивание труда интеллектуального по отношению к простым «жизнеобеспечивающим» занятиям рассматривалось как гордыня и, следовательно, как серьезный грех.
К умственному труду, чреватому «своемыслием», относились с определенным подозрением, поэтому для интеллектуального труда в допетровские времена был выделен особый класс – бояре, единственным занятием которых должно было быть «думание», «боление» (отсюда – «боляре» – бояре) о вверенном им народе и земле. Кроме того, при таком подходе умственный труд сопоставлялся с божьим даром, а следовательно, его результаты должны быть доступны всем, кому они будут полезны, а не только автору. Действительно, трудно представить себе защищенные копирайтом книги святых подвижников. Примечательно, что научные книги в дореволюционной России не были средством заработка, а служили для того, чтобы донести обществу результаты труда автора, и издавались в подавляющем большинстве случаев за его счет.
Католицизм, в отличие от православия, думает о душе с твердых практических земных основ. В учении о спасении души акцент делается на благочестивую земную жизнь человека, на совершение им разного рода «добрых дел» и стяжание тех или иных «заслуг». Человек как бы «по праву», своим трудом и совершением добрых поступков, заслуживает спасение, приобретая собственными земными усилиями свою долю участия во всеобщем блаженстве. Добросовестный, честный труд, усердие, профессионализм – все это рассматривается наряду с остальным доброделанием как главное средство достижения спасения. Повседневный труд мирян в этом случае становился как бы основной молитвой, однако в области интеллектуальной деятельности в массовом сознании возникает образ «вечного студента», который вроде бы постоянно трудится, но осязаемых результатов его труд не приносит и никому не полезен.
Основываясь на правовом подходе к духовной оценке земной жизни, католическое богословие разрабатывало сложнейшие иерархические системы земных занятий, в которых каждый человек занимает определенную нишу в зависимости от положения на оси координат Бог – дьявол. Каждое сословие и профессия также имеет свое определенное место. Естественно, что высшую ступень в иерархии занятий занимали церковнослужители, их труд был наиболее почитаем. Затем шли земные правители, а за ними люди различных сословий, профессий и корпораций. Вне христианского общества, на пороге ада, стояли жонглеры, танцоры и актеры. Одним из следствий такого морального градуирования профессий было то, что умственные занятия, оставаясь на протяжении столетий уделом лиц благородных сословий, оказывались как бы более ценными по сравнению с другими, более простыми видами деятельности – «благородным» донам не пристало заниматься грубой работой, это считалось нарушением порядка вещей, которое не поощрялось. Но и наоборот – пробиться в «благородные» профессии было непросто, и уже само по себе поступление в университет считалось большой удачей, так как меняло статус человека, пусть и не суля ему изначально в будущем больших денег. Соответственно, такое общество поощряло и поощряет интеллектуальную деятельность, во многом независимо от практического результата, но и не препятствует получению вознаграждения за нее.
Совершенно иной подход к спасению развивал протестантизм, утверждавший, что спасение души не зависит лично от человека, а значит, никакие подвиги, добрые дела или обряды не имеют значения. Спасение зависит только от воли Всевышнего, но оно не состоится, если человек не верит в то, что уже спасен. Это и есть основная идея Мартина Лютера «спасения одной верой». Любое, даже самое малое научное достижение считалось «божьим знаком» – типичный образ одетого с иголочки изобретателя «пуговицы с тремя дырками» (или «двух кликов» мыши), стучащегося в двери патентного бюро, очень показателен. Доведенная до абсурда абсолютизация самого мизерного результата (но защищенного патентом) типична для многих современных видов индустриального производства.
Отвергая монашеское «делание» католицизма, протестантизм не имел деления на монахов и мирян, не противопоставлял «божеский» труд «мирскому». Более того, результаты труда оказались основным средством распознавания угодности человека Богу, который решал, кого спасать, а кого нет. Всякая удача в своем деле указывает на то, что человек получил расположение и, следовательно, спасен, а значит, тем больше труд человека вознаграждается уже в земной жизни. Состоятельность в существенной мере оказывалась показателем добродетельности, и богатый более угоден Богу. Все это выглядит логичным, но вполне реальная ситуация из современной индустриальной практики иллюстрирует, как эта догма приводит к застою прогресса. Имеется продукт А, хорошо отработанный и отлично продающийся, но есть также изобретение Б, которое умеет делать то же, что и А, но стоит намного дешевле и более энерго-экономично. Внедрив Б, добродетельный мирянин потеряет в прибыли, и, следовательно, его статус упадет в общественном признании, а значит, внедрение продукта Б неугодно Богу. Такой подход был вполне понятен в ремесленническом сообществе, где, кстати, преимущественно и расцвел протестантизм, – заработок мастерового зависит от количества затраченного труда. Больше зарабатываешь, используя свои производственные секреты, – значит, больше трудишься, и если Бог тебя оценивает, то и получишь больше денег. Если поделишься секретом (результатом интеллектуального труда) с кем-либо, то потеряешь деньги, и, следовательно, если уж делишься, то делай это под большие обязательства и за плату – подмастерья учились десятилетиями, но по большей части сами были вынуждены разгадывать тайны ремесла.
Неудача в бизнесе для протестанта очень плохой признак, и он изо всех сил старался добиться успеха, не допуская возможности показать даже малейшие проблемы окружающим. Значит, надо не допускать никаких ошибок и быть успешным, неутомимо трудиться и всячески совершенствоваться в своем ремесле. Но насколько реально это в современном мире? Здесь протестантизм проявляет еще большую жесткость, чем католицизм, – возникает опасение любых экспериментов, рискованных и даже просто не описанных в инструкции ситуаций. Любая такая ситуация ставит искренне добросовестного работника в тупик, так как боязнь неудачи гораздо серьезнее ожидания возможного успеха. Будучи умноженным на абсолютизацию права любой интеллектуальной собственности, это порождает скрытую интеллектуальную стагнацию – стоит ли экспериментировать, внедрять что-то новое, если есть риск неудачи?
Эти соображения приоткрывают «тайны» в отношении православия к интеллектуальному труду и его результатам. Например, причина отрицательного отношения к консалтингу кроется, видимо,
в соотнесении консалтинга с духовным «консалтингом», бесплатно осуществляемым священниками, причем по любым вопросам. Следовательно, и мирской консультант тоже должен консультировать бесплатно. Кроме того, священник ведь как бы осуществляет посредничество между Богом и человеком, поэтому его «труд» бесплатен и «священен». А консультант – он же якобы общедоступные знания излагает. И еще требует за это деньги.
Означает ли это, что продажа интеллектуальной собственности дело не богоугодное? Не совсем. Вопрос скорее стоит об «упаковке» продукта умственного труда для продажи, о «справедливой» форме взимания платы за интеллектуальный труд. Если продукт труда овеществлен в очевидно полезном «железном» образе, то его продажа справедлива, даже несмотря на то, что в его себестоимости доля интеллекта может быть существенной (например, стоимость кодеков и микропрограмм в плеерах). Консалтинг отлично продается в виде книг, обучающих материалов и тому подобных физически осязаемых продуктов. Вполне справедливо воспринимается плата за поддержку постоянно развивающегося продукта.
Обычно в качестве аргумента против свободного ПО выдвигается требование компенсировать время, потраченное на создание программы, причем делается это в абстрактных «мифических человеко-годах», призванных убедить покупателя в колоссальной доле труда, вложенного в программу. Но так ли это? Сколько труда из этих годов было неэффективно, а сколько полезно? Были бы кардинально меньше затраты, если бы ПО было свободным? Будучи, например, специалистом в узкой области программирования, вы разработали отличный, но нишевой продукт, который сам по себе продаваться не будет, но как компонент более сложных – да. Как донести результат интеллектуальной деятельности до общества? Модель свободного ПО снимает эту проблему.
Здесь ничего не говорилось о других религиях, однако в заключение нелишне напомнить про крупнейшую в мире и весьма успешную индийскую компанию Tata, которая вместо принципа Make money at any cost and lead a rosy life («Делай бабки любой ценой и наслаждайся небом в алмазах»), традиционного для компаний западных (протестантских и католических) стран, исповедует иной принцип: Improving the quality of life of the communities we serve («Улучшаем качество жизни в общинах, которые мы обслуживаем».)
Сергей Колесников (kolsn@inbox.ru) – независимый автор (Москва).
