Центр притяжения

В перспективе Россия может привлечь не только большие инвестиции, но и значительный интеллектуальный капитал. В рамках мероприятия European Tech Tour Россию посетит делегация венчурных капиталистов, которые отберут интересные проекты для своих инвестиций. До их приезда осталось совсем немного времени, Tech Tour начнется 21 сентября

Александр Галицкий: «Представьте себе, что здесь существуют условия, такие как в Калифорнии. Куда поедет, например, чех или даже австриец создавать компанию: в Америку или в Россию? Я на их месте поехал бы в Россию, потому что здесь всего два часа полета до дома»

О том, как проходила подготовка к встрече делегации венчурных инвесторов, которая посетит нашу страну в рамках European Tech Tour, и о перспективах развития высокотехнологичного сектора в нашей стране с корреспондентом еженедельника Computerworld Россия побеседовал президент российской секции Tech Tour Александр Галицкий.

Сначала преобладал пессимизм, превалировало мнение о том, что в России трудно найти компании, технологически развитые настолько, чтобы можно было представлять их западному миру. Эту точку зрения поддерживали почти все венчурные фонды, которые работают на территории России. Соответственно, когда начали работать, мы только и слышали: «России набрать бы 20 компаний, и будет хорошо». Мы заняли другую позицию и начали искать компании разными путями: разговаривали с представителями ассоциаций, с теми людьми, которые проводили различные конкурсы в России. В итоге, как ни странно, обнаружилось порядка 240 интересных компаний. Большинство из них уже продают свою продукцию за пределами России. У этих компаний разная форма организации: у одних имеются офисы, например в штате Делавэр, другие, находясь в России, продают свои продукты через Internet. Но у них есть общее: как правило, русские основатели и большие команды разработчиков в России.

Идея Tech Tour не только в том, чтобы найти 25 лучших компаний, потому что за два дня больше представить инвесторам невозможно. Надо еще показать потенциал страны. Задача в том, чтобы отобрать не только лучшие 25, но и из разных областей, представляющие различные отрасли, которые могут быть перспективными с точки зрения развития технологий.

И то и другое. В этом и суть венчурного капитализма: он работает на разных стадиях. Он работает и с компаниями, у которых есть интересные идеи, и с компаниями, которые уже самоокупаемы, но им нужно выйти на новые рынки или сделать шаг для развития новой продуктовой линии. Необходимо показать компании со всех стадий, продемонстрировать, что для всех типов венчурных капиталистов есть работа. Венчурные капиталисты, работающие на стадии ранних идей, рискуют больше, им нужно больше технологических знаний, но зато возврат капитала тоже больше. Вложение в ранние идеи свойственно только тем, кто может рискнуть и понимает в технологии.

Те фонды, которые сейчас работают в России, привыкли иметь дело с более-менее известными проектами, в отношении которых можно посчитать затраты и риски. А проекты, которые относятся к категории высокотехнологичных, — при этом имеются в виду не только ИТ — более рискованны. И пока в России отсутствуют фонды, которые занимаются рисковым инвестированием, особенно в области высоких технологий. А их нет потому, что при таком инвестировании нужно разглядеть в проекте технологические преимущества, а потом понять, как их превратить в реальный бизнес. И помочь компании пройти много этапов для достижения этой цели.

Я хочу пожелать всем им успеха. Главное не только смотреть на этот сектор, но и помогать ему правильно развиваться. Допустим, есть на российском рынке компания с известной продукцией, с понятной моделью бизнеса, она развивается, но у любого инвестора возникает вопрос: какой следующий продукт обеспечит рост компании, чтобы я, вложив 10 миллионов, получил обратно хотя бы 50? «Раскрученные» компании или компании со считаемым бизнес-риском — думаю, в АФК «Система» работа с ними будет выстроена нормально. Так же как и у многих венчурных фондов, работающих сейчас в России, таких как Delta Capital, Baring Vostok, которые любят работать с крупными проектами. Для них такие модели понятны и ясны. А что делать с компанией, у которой лучшая в своей области технология, но маленький оборот? И как ей сделать шаг, чтобы стать большой? Не знаю, рискнет ли АФК «Система». Даже если она рискнет, сможет ли помочь компании пройти все стадии?

В любой развитой стране проходят десятки мероприятий, которые дают возможность пообщаться и показать себя или что-то представить. Tech Tour выгодно отличается от названных мероприятий своим полезным выходом и завершенностью. Прошел некий конкурс, ну определили победителей, раздали дипломы и медали, а дальше что?

Я буду участвовать в ярмарке, буду вести на ней круглый стол, буду сидеть в комиссии. По-моему, то, что делает Альбина Никконен (исполнительный директор Ассоциации венчурного инвестирования, организующей Российскую венчурную ярмарку. — П.К.), это очень хорошо. Но, к сожалению, на ярмарку сегодня не ездят венчурные капиталисты или их очень мало. Tech Tour — это разовое мероприятие. Надеюсь, из этих 25 компаний две-три, а лучше пять или десять, вызовут интерес у представителей инвесторов. И им захочется вернуться. Для этого проводится такое сложное мероприятие, которое пройдет и в Москве, и в Санкт-Петербурге, будет много перемещений по этим городам только для того, чтобы они увидели страну и не боялись сюда ездить.

Хочется верить, что они не только приедут в Россию еще раз, но и откроют здесь филиалы своих фондов. Или российские капиталисты начнут создавать новые фонды в стране. Как говорят некоторые венчурные капиталисты, чтобы построить венчурное движение, надо потратить десять лет и каждому фонду потерять большую сумму денег. Тогда это заработает. Чем больше таких мероприятий, тем лучше. Я не вижу здесь конкуренции и не считаю, что надо рассматривать это как конкуренцию.

Большие люди компьютерного мира по этому поводу обычно говорят: «Нам главное не мешать».

С венчурным бизнесом не так. Я всегда привожу один пример, который произвел на меня сильное впечатление. После того как мне пришлось проводить больше времени в Европе, чем в Америке, меня поражали разные страны. Не помню цифру, но, по-моему, 40 или чуть более процентов всех выпускаемых европейских патентов принадлежит датчанам. Но Израиль меня потряс. Когда я ездил туда в рамках Tech Tour, меня пригласила на свое мероприятие Израильская венчурная ассоциация; я был членом отборочной комиссии. Меня поразила настроенность всей страны — от премьер-министра Ариэля Шарона, приехавшего выступать, до студента колледжа. Все они говорили, как сделают страну Кремниевой Долиной Европы и как войдут в десятку самых развитых стран в мире. За счет высоких технологий, за счет хайтека. А когда я заметил, что около 50% всех идей, выдвинутых в этой стране, принадлежит выходцам из бывшего Советского Союза, то меня потрясла странность этой ситуации. Ведь за державу обидно. Не потому что люди уехали и увезли свои идеи, а потому, что это всего лишь маленькая часть того потенциала. Сколько же идей существует в нашей стране? Исходя из этого возникает вопрос, а что же отсутствует? Отсутствует ряд вещей, за которые отвечает именно государство.

Так, многие страны имеют «хайтековских послов». Не то чтобы все были сфокусированы на Америку, на Кремниевую Долину. Но и в Кремниевой Долине сидят люди, которые помогают компаниям, пришедшем из своей страны, пробиться на американский рынок. Они решают проблемы с государством, если таковые возникают, и т. п. Странная вещь, но когда мы занимались выбором компаний, многие не хотели идентифицировать себя как русские. Я понимаю почему, сам был таким. От России ничего не получишь. Подобная ассоциация приводит только к тому, что на тебя подозрительно могут смотреть: а что ты поставляешь, а откуда у тебя деньги и т. д. Так вот необходима смена облика российского предпринимателя и гражданина. Представить россиян как людей, которые могут делать бизнес, причем высокотехнологичный бизнес, — это функция государства.

Типичная модель для Европы и для многих других стран: создается хорошая идея, потом эта идея раскручивается до какого-то уровня, потом штаб-квартиру переносят в Америку. Почему? По многим причинам. В том числе, потому, что это большой одноязычный рынок, работающий по одним правилам. Если я сижу в какой-то маленькой Австрии, Дании, Голландии, Швеции, то рынок слишком маленький для того, чтобы развиваться. Мне выгодно, перебраться через океан и заняться бизнесом там.

Но если это проходит успешно, то возникает обратная реакция. Ведь все мы люди, у нас где-то остались родители. Тот, кто сумел заработать много денег, возвращается в свою страну. Если не они, то возвращаются те, которые с ними вместе работали. Ну, скажем, из десяти уехавших из Западной Европы людей человек восемь возвращаются. Если условия в стране нормальные, то человек все равно вернется. С другой стороны, не все же выезжают, остаются большие коллективы, работающие здесь.

Россия огромная страна, не меньше Америки, по площади — самая большая страна в мире. По количеству русскоговорящего населения либо понимающего русский язык, включая Восточную Европу и все бывшие советские республики, это громадный рынок. Представьте себе, что здесь существуют условия, такие как в Калифорнии. Не с точки зрения климата, а может быть, и климатические, если сдвинуться на юг. И представьте себе, что здесь есть большой набор венчурного капитала, много денег, которые люди хотят вложить в интересные идеи. Есть население, способное покупать, и есть промышленность, готовая потреблять. Представьте себе, что это все существует. Куда поедет, например, чех или даже австриец создавать компанию: в Америку или в Россию? Я на их месте поехал бы в Россию, потому что здесь всего два часа полета до дома. Тем же израильским фирмам будет удобнее сделать стартапы здесь, чем в Америке.