В этом году к традиционному обличению со стороны BSA неискоренимой пиратской сущности россиян прибавились аналогичного содержания заявление посла США в России и конкурс антипиратских статей, проводимый Некоммерческим партнерством производителей ПО.

Дмитрий Гапотченко — главный редактор еженедельника Computerworld Россия. С ним можно связаться по электронной почте по адресу: gdi@osp.ru
Цель конкурса — «не только и не столько познакомить читателя с криминальной хроникой, сколько вскрыть социальную опасность рассматриваемого явления, его истоки и пути искоренения». Это не первое мероприятие подобного рода (об опыте шестилетней давности — в конце заметки), да и вообще тема хоженная-перехоженная. Отвлеченный спор о том — грех ли компьютерное пиратство (или, шире — любое несанкционированное правообладателем использование интеллектуальной собственности), имеет давнюю историю и нас переживет. Для того чтобы придать обсуждению новый поворот, согласимся, что пиратство — это воровство, а воровство — это грех, о чем говорят Библия, Коран, УК РФ, да и мама в детстве, наконец. Наверное, держатели копирайтов с радостью с этим согласятся. Да и я со товарищи по редакции, как выразился один американский коллега, «write for live». То бишь живу с продажи написанного. И страдаю от недобросовестных конкурентов.

Правда, в том же УК сказано, что грех не только воровать, но и способствовать сему процессу.

Для того чтобы сбить человека с пути истинного, ему надо предложить легкодоступный соблазн, убедить, что «все леди делают это», что Закон и представляющие его органы не достойны уважения, поскольку, во-первых, такими преступлениями не занимаются — «статьи такой нет», во-вторых — ничего поделать не смогут, в третьих — сами не слишком отличаются от правонарушителей, что позволяет потенциальному злодею с большей легкостью освободиться от химеры, именуемой совестью. Напротив, для воспитания правосознания (не воруют не там, где сажают, а где закон уважают) необходимо (хотя и недостаточно), чтобы: наказание было страшно не тяжестью, а неотвратимостью; эта тяжесть соответствовала реальной опасности преступления; наказывались действительные преступники, а не те, кто попал под горячую руку; органы правопорядка в глазах граждан отличались от нарушителей оного, причем — в лучшую сторону.

Итак, смотрим, что у нас с пособничеством преступникам в этом лучшем из миров и на цивилизованнейшем из рынков.

Тезис «воруют все» в России и во всем мире каждый год освещает цифрами BSA. Эти цифры — тема отдельного разговора. Достаточно лишь указать, что при их подсчете с легкостью в мыслях убытками именуется возможная недополученная прибыль. Которая, вдобавок, высчитывается не совсем понятным способом.

Далее. Во времена не столь отдаленные некоторые фирмы-производители программного обеспечения не только всячески подчеркивали незащищенность своих продуктов от копирования, но и старательно уверяли всех и каждого, что «милиция тут бессильна» — законов нет, да и в суде, если до него дело таки дойдет, «нас не поймут».

Демонстративную незащищенность злые языки называли маркетинговым приемом, направленным на вытеснение с рынка в небытие российских разработчиков, ну да брань на вороту не виснет. А вот утверждения о непонятливости органов правосудия и правопорядка оказались «заведомо ложными измышлениями»: как только в середине 90-х годов появилась отечественная компания, достаточно заинтересованная в борьбе с контрафактными дисками, законы тут же нашлись, а «органы» — прозрели.

С тех пор правоохранители еще глубже прониклись проблемами пиратства, особенно в регионах, где они борются с расхитителями интеллектуальной собственности уже не по заявлению правообладателя (как оно положено), а по зову сердца. Практикуемая при этом конфискация компьютеров рушит бизнес напрочь — даже если техника потом возвращается назад с извинениями.

В любом случае мера наказания часто не соответствует реальной тяжести провинности. А это наводит на мысль о том, что главная цель таких рейдов несколько отлична от декларируемой. Так же как лоббируемые «антипиратские» поправки отнюдь не ведут к уменьшению пиратства — скорее, они вызывают понятные соблазны у нечистых на руку людей в форме. Если, немного утрируя, приравнять компьютерное пиратство по тяжести к убийству и грабежу, и, следуя аналогии, выдавать за раскрытие оного награды и звания, то есть опасность, что бороться с ним бросятся все правоохранительные органы, включая участковых. А за вверенной территорией попросят присмотреть домушников — благо их не надо вводить в курс дела.

Итого об истоках и социальной опасности. Пиратство в России есть. И у него есть могущественные союзники, причем порой весьма неожиданные.

А напоследок, как и было обещано, об опыте прошлого конкурса. Тогда, лет шесть назад, две вторые премии получили те, кто додумался взять интервью у одного из устроителей — каждый у своего. Первую же премию отменили, возможно, потому, что никто не догадался поговорить с обоими организаторами.

Интересно, что на мой вопрос, будут ли допущены на нынешний конкурс издания, сами пробавляющиеся воровством интеллектуальной собственности, было отвечено: «Условия конкурса не предусматривают каких-либо ограничений, и, в принципе, в нем могут принять участие авторы, представляющие любые издательства... Скорее всего, при оценке членами жюри будет учитываться ?дурная слава? тех или иных изданий, однако не думаю, что по одному лишь этому критерию будет отклонен действительно стоящий материал».

Так что до домушника, поставленного участковым следить за порядком, пока сам он с компьютерным пиратством борется, ближе, чем кажется.