Анатолий Карачинский о состоянии дел в области инвестиций в высокотехнологичные компании
Анатолий Карачинский: «Как только станут появляться серьезные успехи, разумные люди будут пытаться делать то же и так же» |
Как вы оцениваете состояние дел в области инвестиций в высокотехнологичные компании?
Никаких инвестиций в России в собственно технологический сектор нет и не было. В России до сих пор основные инвестиции делались в сырьевые отрасли, некоторое количество денег попадало на другие рынки, связанные с тем, что раньше называлось ширпотребом. Кстати, в противовес распространенному мнению услуги связи я тоже отношу к числу сырьевых отраслей. В таких отраслях инвесторы в первую очередь просчитывают запасы, аккуратно включая в общую картину инвестиционный климат в стране, экономические, политические, социальные особенности. По той же схеме можно просчитать и доходы оператора связи. Что же касается технологий, используемых тем или иным оператором, то это столь же «существенно» с точки зрения бизнеса, как и вопрос, какие технологии заложены в буровую вышку.
Инвестиции — такая вещь, где основная задача инвестора состоит не в том, чтобы правильно вложить деньги, а в том, как правильно «выйти из этой инвестиции». Я говорю здесь их языком. Есть такое понятие — exit strategy, или стратегия выхода. В России не имеют представления о стратегии выхода, в частности, и потому, что никакого опыта в этой области нет ни у кого. Это приходится признавать, когда мы начинаем говорить о высокотехнологичном секторе. И из этого исходить.
Всю область высоких технологий можно разделить на сектора. В одном из них действительно создаются высокие технологии и речь идет об уникальных идеях, уникальных продуктах. Люди здесь играют важнейшую роль. Я думаю, что хватит пальцев двух рук, чтобы пересчитать российские компании, всерьез занятые разработкой таких технологий. Здесь и начинается расчет рисков. Дело в том, что разработка, создание и последующий вывод на рынок нового, возможно, даже революционного продукта требуют больших финансовых вложений. Нужны серьезные вложения в создание самого продукта. Однако куда большие деньги требуется вложить в маркетинг. К сожалению, российский менеджмент пока не обладает квалификацией, необходимой для того, чтобы довести продукт до ума, иными словами, до уровня, приемлемого для продаж на мировом рынке. При этом надо понимать, что в нашей области ни одному продукту не гарантирована долгая жизнь. Сама отрасль изменяется с такой скоростью, что даже если создать гениальный продукт, время его жизни будет очень коротким. Поэтому придется постоянно вкладывать деньги, чтобы поддерживать компанию на мировом уровне.
Уровень доверия Запада как к России в целом, так и к отдельным компаниям в настоящее время крайне низок. Им сегодня трудно поверить, что у нас когда-нибудь все будет хорошо, хотя многие вполне допускают, что совсем плохо не будет... К сожалению, ни правительство, ни российский бизнес не предпринимают достаточных усилий для того, чтобы появилось доверие к стране. А только такое доверие может привести к открытию для наших компаний мировых высокотехнологичных и финансовых рынков.
Считается, что рискованность вложений в высокие технологии в развивающихся странах заметно ниже, чем, скажем, в сырьевые отрасли. Ведь речь идет о вложениях в людей, которых в крайнем случае относительно безболезненно можно вывезти из страны.
Мнение, что поскольку в области высоких технологий деньги вкладываются в людей, а не в заводы и нефтяные вышки, то рискованность таких вложений невысока, — чистая иллюзия. Практика неумолимо доказывает, что идея экспорта людей на Запад не работает. Я знаю восемь случаев таких попыток экспорта, и все они закончились неудачей. Почему? В каждом из этих случаев речь идет о команде, о группе людей с ее внутренней динамикой и сложившимися отношениями. Теперь представьте, что вы вырываете их из привычной среды и переносите в другую, чужеродную среду, не нарушив при этом все внутренние связи. Такую операцию невозможно осуществить без потерь. Относительно безболезненно, наверное, можно перенести команду разработчиков из Англии в Америку в силу того, что там примерно одинаковый уровень и стиль жизни. Но из России, почти как с обратной стороны Луны, перенести группу людей в страну с совершенно другим менталитетом, сохранив при этом ее потенциал, крайне трудно. Команды разваливаются. Иногда огромными усилиями создателей эти команды удается удержать от развала, но сама среда, в которую попадают люди, слишком для них агрессивна. Вспомните историю о Маугли. Думаю, такое сравнение вполне уместно.
Мы знаем немало примеров, когда отдельные специалисты — программисты, менеджеры — переезжали на Запад и добивались успеха. Почему же команды приживаются плохо?
На самом деле никто не может определенно сказать, добились они успеха или нет. Вот шел человек здесь по одному жизненному пути. Потом переехал в другую страну с другим укладом, и его жизненный путь пошел по-другому. А кто знает, может быть, останься он здесь, в России, добился бы большего. Каков критерий? Понятно было, когда люди бежали от тоталитарного режима. А что считать сегодня мерилом успеха? Деньги? Но в России уже немало людей, зарабатывающих не просто много, а очень много. Положение в обществе? Легко можно привести примеры людей, достигших уровня, невозможного на Западе для иммигранта в первом поколении.
Что же касается команд... Возьмем для примера теорию систем. Когда у вас в системе десять звеньев и одно из них нестабильно, то остальные девять имеют возможность эту неустойчивость погасить. В обратной ситуации, при девяти неустойчивых звеньях, вся система становится неустойчивой. Правило вполне универсальное. Так вот, в случае с командами, как правило, срабатывает второй вариант. Западные инвесторы, кстати, хорошо знакомы с этой проблемой, поскольку сталкивались с ней при многочисленных попытках экспортировать команды из Китая и Индии. Поэтому, несмотря на то, что в России всегда было хорошо с идеями, мало кому удается убедить западных инвесторов вкладывать в них деньги.
Но ведь известно, что ряду компаний на российском компьютерном рынке привлечь инвестиции все же удалось. В чем причина их успеха?
На компьютерном рынке России гораздо больше компаний, которые к созданию высоких технологий, вообще говоря, имеют косвенное отношение. Скажем, есть крупная торговая компания, чье конкурентное преимущество вовсе не в технологии, а в хорошем менеджменте и грамотном ведении операций. В этом случае у инвестора появляется возможность относительно просто оценивать доходность и риски. При оценке рисков их делят на две категории. В первую входит так называемый country risk, то есть политические, географические, экономические особенности страны. Большинство западных транснациональных компаний, уже добравшихся до России, готовы мириться с этим риском на фоне тех возможностей, которые открывает перед ними российский рынок. Вторая категория рисков связана с тем, насколько компания адекватна задачам, которые она решает на рынке.
Инвесторы, приходящие в Россию, тоже неоднородны. Некоторые рассчитывают на высокую доходность и быструю отдачу, в связи с чем готовы брать на себя большие риски. Другие готовы вести долгую игру, и их требования по доходности весьма умеренны. У меня есть ощущение, что самый консервативный инвестор рассчитывает сегодня на отдачу в 20-30% годовых, самые рисковые ожидают 100-200%.
Не накладывает ли этот факт ограничений на «качество» инвесторов, которые приходят в Россию? Не получается ли так, что все те, кто доходит до нашей страны, по определению очень рисковые люди?
Я так не считаю. С одной стороны, есть огромные инвестиционные фонды, оперирующие по всему миру. Они придерживаются определенной стратегии. Им важна диверсификация. Для них все вложения в развивающиеся рынки составляют от силы пару процентов их инвестиционного портфеля. Из этой пары процентов незначительная часть поступает в Россию. Тем не менее за счет большого размера портфеля эта небольшая часть может составлять десятки миллионов долларов. Такие инвесторы, естественно, достаточно терпеливы. С другой стороны, есть спекулянты. Для них российский высокотехнологичный рынок практически неинтересен. Не исключено, правда, что мы станем свидетелями того, как осуществится несколько таких инвестиций в российский Internet. Но, я думаю, на этом все и закончится. Вот два полюса. Между ними расположился широкий спектр инвесторов с разными предпочтениями и разными ожиданиями.
Как российские компании приходят к идее поиска инвесторов? Ведь у нас во многих случаях управление бизнесом осуществляется владельцами, и приход сторонних людей может означать в том числе и потерю контроля над компанией?
Вы задаете вопрос, который, вообще говоря, никакого отношения к инвестициям не имеет. Это вопрос философии бизнеса. В разговорах с коллегами я многим задавал вопрос по поводу их целей в бизнесе. Так вот, только 5% внятно ответили — хочу заработать денег. Все остальные говорили все что угодно, в том числе и весьма далекое от конкретики бизнеса. В общем, удалось услышать полный набор мифологем, и от этого мне иногда становится страшно. Мне кажется, российский компьютерный бизнес не в состоянии нормально развиваться потому, что большинство людей никогда не задумывалось над вопросом, а для чего им это, собственно, надо. Люди делают бизнес потому, что им нравится ходить на работу, тусоваться, самовыражаться с помощью бизнеса. Но во всех таких случаях с людьми о бизнесе очень трудно говорить. На Западе считается общепринятым, что лучше владеть 0,1% бизнеса, приносящего десятки миллиардов, чем 100% бизнеса компании, которая ничего не делает. Когда сливаются «Даймлер» и «Крайслер», их не интересует, кто из них более уважаем в мире, а кто менее, раз этого требуют интересы бизнеса. Если я владею пакетом стоимостью 50 тыс. долл., меня интересует главным образом то, как быстро стоимость этого пакета может расти.
Проблема поиска инвестиций не имеет ничего общего с проблемой утраты контроля над компанией. Контроль далеко не первый вопрос, о котором должен задумываться предприниматель. В первую очередь нужно думать, с какой целью ты занимаешься бизнесом. Будучи недавно на одной из конференций, довелось мне разговаривать с одной молодой особой. Она поразила меня рассказом о том, как создавала свою компанию. Эта девушка очень аккуратно подходила к построению своего бизнеса, делая правильные и выверенные шаги. Когда я по своему обыкновению поинтересовался, зачем она строит бизнес, она ответила: «Я хочу его продать». Вот очень конкретная цель и пример того, как нужно подходить к бизнесу. Ведь если я хочу продать компанию, значит, мне нужно делать вполне конкретные и определенные шаги. Большинство же предпринимателей задумываются сегодня над тем, какие пресс-релизы они подготовят и что о них напишет пресса. Их больше волнует не то, чтобы знать правду о своем бизнесе, а то, что о них подумают клиенты или конкуренты. У нас, например, с 1994 года существует план развития компании на десять лет вперед, который мы реализуем год за годом и который, кстати, исполняется довольно близко к тому, что было написано изначально. Знаю, в это трудно поверить, но это так. Мы понимали, что делаем, и планировали в какой-то момент привлечь инвесторов. К нам приходили разные инвесторы, и мы выбирали тех, кто подходит нам по своей психологии и своим задачам.
Можно немного подробнее о том, как происходил этот поиск, привлекали ли вы к этой задаче посредников, в частности инвестиционные банки?
Работа инвестиционных банков стоит немалых денег. В них, как правило, работают люди высочайшей квалификации, которые очень высоко ценят свой труд. Но успех их деятельности зависит не только от них. Может быть, только 20% успеха — это их умение и квалификация, а на 80% — товар, которым они располагают. Устанавливая отношения с финансовыми посредниками, нужно четко понимать, имеет ли вам смысл это делать.
Как строились ваши отношения с инвесторами, особенно на самых первых этапах?
Серьезные инвесторы всегда хотят посмотреть отчетность за последние два-три года. Если вы можете ее показать, то это уже очень хорошо. Инвесторам важна динамика вашего бизнеса: какая у вас скорость роста, какие у вас прибыли, как вы тратите деньги. После этого они пригласят специалистов, которые придут к вам в компанию и всю эту отчетность проверят. Это не аудит. Это то, что по-английски называется due diligence, а по-русски — проверкой хозяйственной деятельности. Они не могут проверить все досконально, да этого и не требуется. Специалисты очень легко определят, насколько ваша отчетность соответствует реалиям. Кроме того, сразу становится видно, хорошо ли ведется учет, понимает ли менеджмент, что такое учет, и т. д. Только после всего этого инвесторы начинают общаться с менеджментом и думать. Ведь, по сути, никто не вкладывает деньги в компании. Деньги вкладываются в людей. И разговор идет не только с первым лицом, а со всей командой.
Как определяется цена российской высокотехнологичной компании?
Понимание того, сколько стоит их бизнес, у российских владельцев, как правило, полностью отсутствует. Поверьте, даже самые разумные российские менеджеры переоценивают свои акции раза в три. Это уже стало дурной привычкой, но владельцы сравнивают свои компании с чем-то находящимся вне пределов страны.
На самом деле акции российских компаний оцениваются сегодня с большим понижающим коэффициентом. И это будет продолжаться до тех пор, пока государство не станет всерьез заниматься повышением стоимости страны, пока не будут приложены усилия к тому, чтобы сделать экономику страны прозрачной, а потребителей более богатыми. Пока не будут созданы возможности для экспорта товаров и технологий, для экспорта и импорта капитала. Попробуйте легально ввезти деньги в Россию. Никаких инвестиций по закону сделать нельзя.
Если представить страну с названием «Россия» как огромную корпорацию, а правительство — как менеджмент этой корпорации, то основной задачей правительства России, как и менеджмента любой корпорации, является повышение стоимости компании. Ничего подобного правительством пока еще не делалось и, увы, не делается.
Можно ли что-то сделать для того, чтоб уровень понимания бизнеса российскими менеджерами повысился? Или нужно, чтобы пришло следующее поколение?
Нет, о следующем поколении пока разговор не идет. Понимание идет вместе с ростом проблем, с которыми сталкиваются компании в процессе развития. Бизнес — это очень логичная штука. В этой логике не может разобраться только тот, кто не хочет в ней разбираться. Сегодня мы наблюдаем процесс роста менеджеров. Видим, как прогрессируют люди, которые пытаются вникать в тонкости бизнеса. Но таких людей пока еще очень и очень мало. Вероятно, это связано с тем, что части предприятий удалось пока избежать серьезных проблем.
Я надеюсь, что уже скоро страна станет более открытой. Как только это произойдет, как только более открытым станет бизнес, немедленно появятся реальные «истории успеха». Насколько это важно, говорит такой факт: в бизнес-школах Америки учат не теоретически, по учебникам, а используя примеры из жизни реальных компаний. У нас пока такие примеры подменяются разговорами о том, что кто-то где-то что-то у кого-то украл. Поэтому так низка культура бизнеса. Как только станут появляться серьезные успехи, разумные люди будут пытаться делать то же и так же. Я оптимист. Ведь нашей новой экономической политике всего-то шесть лет.